Не забуду мальчика, от которого скрывали имя его отца. Пока этот ребенок не встретился с психоаналитиком, он отставал в развитии. Мать и бабушка приняли все меры, чтобы ребенок не проник в тайну.
То, что близкие умалчивали о факте, касающемся его рождения, мешало ему родиться по-настоящему.
Здесь мы прикасаемся к изначальному, основополагающему принципу, к желанию воплотиться. Быть представителем встречи двух людей, родителя и родительницы. Преднамеренное умолчание обременяет чувством вины.
Право жить или запрет жить выдает мужчина. Если ребенок не знает, откуда он взялся, он предпочитает быть маргиналом, он не может быть креативной личностью. Если в ответ на его вопросы ему это скажут, если за ним признáют его истинную ценность, он проникается к себе уважением. Он сознательно принимает самого себя.
Он хранит свой секрет: «Не говори бабушке… Я рад, что знаю, что я твой сын… это секрет, который я раскрыл». Вот что ребенок, воспитанный женщинами, своими тетками (но не матерью – она умерла), оказался способен сказать после нескольких месяцев психоанализа своему деду, о котором с опозданием узнал, что это его инцестуозный родитель. И вместе с тем он полностью вышел из состояния пассивности и психоэмоциональной отсталости.
...Самые длинные дни человека
По мнению нейробиолога Жан-Пьера Шанжё из института Пастера, мозг новорожденного содержит, быть может, в сто раз больше нейронов, чем мозг взрослого. Эта гипотеза дополняет теорию Жака Мелера из Института наук о человеке: «Интеллектуальное развитие состоит не в приобретении новых способностей, но, напротив, в утрате тех способностей, которыми человек обладал при рождении».
Д-р Жюльен Коэн-Солал полагает, что «между эмоциональным и интеллектуальным развитием существует нерасторжимая связь. После восьми месяцев становится очень трудно воздействовать на эмоциональное поведение, после двадцати четырех месяцев – на интеллектуальное развитие. Если данные нейрофизиологии точны, самый важный день жизни – первый, потом второй и так далее…»
Д-р Леон Креслер, педиатр, на Втором всемирном конгрессе по психиатрии новорожденных (Канны, 1983) утверждал, что психосоматические нарушения раннего возраста (бессонница, рвота, колики, понос…), которые часто проявляются вскоре после рождения, происходят оттого, что мышление новорожденного выражается с помощью «подземной дороги органов тела». Нарушения происходят по трем причинам: хроническая нехватка привязанности (эмоциональная пустота), избыток стимулов (чрезмерная опека), срывы при переходе из одних рук в другие. «До наступления отрочества ничто еще не определено, – утверждает он. – Эти нарушения обратимы».
Патологию новорожденных рассматривают таким образом, как будто первопричина их трудностей в отношениях с другими людьми кроется в ослабленности тела. На самом деле все наоборот. Разлад в отношениях со взрослым опекуном, отвечающим за ребенка, препятствует его физическому росту. У большинства настолько преобладает эмоциональная сфера, что она преобразует биологическое поведение ребенка: аппетит, пищеварение, подвижность, тонус – все это зависит от языкового общения с тем взрослым, который о нем заботится. Разумеется, влияют и наследственность, и метаболизм. Если ребенка недокармливать, если он получает недостаточное количество калорий, мало-помалу он начнет сдавать: один поначалу физически, другой – умственно, в зависимости от организма, от наследственности. Это наблюдалось в концентрационных лагерях. Когда люди получают 500 калорий в день, нельзя ожидать, что они сохранят физическую и умственную активность. Кому-то в полной мере удается уберечься от упадка духа и от распада психики, но выдерживает душа, а не тело. Другие выдерживают в телесном отношении, но начинают относиться к другим людям, как звери. В лагерях для перемещенных лиц одни люди полностью утрачивали ощущение человеческого братства, набрасывались на еду, чтобы сохранить свое тело. Другие, напротив, морально поддерживали окружающих, умирали с голоду, но во всей полноте сохраняли человеческую этику и тягу к общению. Мне скажут, что это зависело исключительно от нарушений гормональной системы, которые по-разному влияли на разных людей. Но на самом деле это наверняка зависело от того глубокого отпечатка, который наложило на людей первоначальное воспитание.
Могут ли науки о нервной системе обосновать с научной точки зрения тот факт, что ребенок не принадлежит своим родителям, не является «плотью от плоти» и «кровью от крови» родителей, – во всяком случае, в смысле зачатия и генетики? Он с самого начала всецело принадлежит символической жизни, которая заключена в отношениях между людьми, в любви, которую структурируют родственные связи, которую дают друг другу и получают друг от друга ребенок и его взрослые опекуны.
Я думаю, что, если бы науки о нервной системе могли с помощью каких-нибудь установленных фактов обосновать, что каждый ребенок в конечном счете совершенно отличен от своих родителей, это было бы очень важным вкладом. Пока до этого еще не дошло; возможно, когда-нибудь это удастся доказать. Но этому не повлиять ни на эмоциональность родителей, ни на их собственнические чувства, ни на их желание, которое предъявляет права на судьбу их ребенка.
Кто бы предположил 50 лет назад, до трудов Жака Рюфье из Коллеж де Франс, что возможно будет научно доказать бессодержательность расизма? Между тем географическая гематология разделалась с расистской доктриной.