В родильных домах штат врачей и медсестер злоупотребляет своей властью. Показательна история молодой женщины-психолога с Юга. Она жила в Гольф-Жуане вместе с мужем-садоводом. Я познакомилась с ней в Париже, когда она училась. Она поддерживала со мной контакт, и вот однажды, когда я проводила отпуск в Антибе, она мне звонит в полном отчаянии: она только что родила второго ребенка в Антибе, в хорошей клинике: «Я тревожусь за моего малыша, потому что мне пришлось резко отнять его от груди, хотя старшего я кормила до шести месяцев. Это меня очень мучает, не могли бы вы зайти ко мне?» В клинике она рассказывает мне, что ее младенец, девочка, на четвертый день после родов отказалась от груди, хотя у матери был прилив молока и она кормила со второго дня. Мать сказала:
– А еще меня мучает, что, пока я кормила грудью, я видела ее шесть раз в день, а теперь, когда ее перевели на рожок, мне позволяют на нее посмотреть только если ко мне придут гости, и то только в половине второго; в остальное время мне нельзя ее видеть – это запрещено для всех детей, которые питаются из рожка.
Я стала вместе с ней разбираться в том, что произошло:
– Знаете, младенцы очень чувствительны к запахам; может быть, вам подарили туалетную воду, и ее аромат не понравился малышке?
– Нет, это была не вода, а мазь: на третий день у меня появилось маленькое раздражение на груди и врач из предосторожности велел мазать это место мазью.
– Да вы понюхайте сами, – сказала я, – она же воняет! Вы поднесли ребенка к груди, намазанной этой мазью. Возможно, в этом все и дело! Вымойте как следует грудь водой с мылом (что она и сделала). А теперь попросим, чтобы вам принесли малышку.
Она звонит. Приходит медсестра.
– Ах! Но, мадам, сейчас не время.
– Погодите, вот эта дама (то есть я) – врач.
– Ах, вот оно что! Хорошо, разумеется, сейчас я принесу вам ребенка, извините.
И вот она приносит ребенка. Как только медсестра вышла, мать подносит дочку к груди, и та с восторгом начинает сосать. Хитрая малышка не желала терпеть противный запах мази. Вот и все! Так легко было сказать молодой матери: «Из предосторожности вам следует смазывать грудь этой мазью, но перед кормлением мойте как следует грудь». Медсестра приходит за ребенком, и мать ей говорит:
– Знаете, она сосала грудь, очень хорошо сосала!
– Как? Она же только что получила свой рожок!
– Может, она и получила рожок, но ей очень понравилось сосать грудь.
– Ну, знаете! Вот доктор скажет вам, чтó он об этом думает! Он же запретил вам давать ей грудь!
И на другой день женщина звонит мне:
– Я уже дома. Вчера вечером пришел врач, я ему все объяснила, и он закатил мне чудовищный скандал: «Ах так, значит, теперь я здесь уже не распоряжаюсь, здесь командует кто попало!» И выставил меня из клиники.
Ей пришлось вернуться домой ко всем хозяйственным хлопотам всего через пять дней после родов, при том, что дома у нее была малышка двух с половиной лет! Это бесчеловечно! Сущее злоупотребление властью… медицинской властью.
Столь безответственные реакции ответственных работников показывают, собственно, как функционируют некоторые лечебные и воспитательные учреждения. Почему это так? Почему ребенок, детство все время находятся под угрозой? Потому что опекающий ребенка взрослый, вместо того чтобы находиться в распоряжении тех, кого он опекает, предоставлять им инициативу в тех случаях, когда это не представляет для них опасности, проецирует свое самолюбие, свои личные комплексы на то, что рассматривает как залог своей власти. Педиатр существует не для того, чтобы иметь власть над своими подопечными и их младенцами, а для того, чтобы служить этому новорожденному и его отношениям с матерью, – разумеется, не причиняя вреда их здоровью. Разве этот врач не знал, что младенец узнаёт мать по запаху? Не узнав материнской груди, тот антибский малыш отказался сосать; тогда его перевели на рожок, не задавшись ни единым вопросом. Если мать хочет отлучить ребенка от груди, она знает, чего хочет, и вправе этого хотеть; в таком случае и ребенок узнает об этом одновременно с матерью и согласится с ее желанием. Если мать хочет отлучить ребенка от груди, к ее груди приливает меньше молока или оно становится менее питательным; и ребенок соглашается бросить грудь. Но если мать страдает от этого отлучения, ребенок тоже страдает и еще больше цепляется за грудь. Тем более если одновременно он лишается вида матери, ее ритма, голоса, контакта с ее кожей. Почему его под предлогом отлучения от груди лишают права видеть мать, если только к ней не пришли посетители, да и то лишь пять минут и лишь в половине второго? Это означает, что ему не удается побыть с матерью наедине, а только при ком-то постороннем. Врач родильного дома об этом не думает, потому что на самом деле для него ребенок не есть цель его медицинской деятельности. Он не видит в ребенке дитя-желание, и прежде всего не видит его избирательных отношений с отцом и матерью. Мать и новорожденный состоят в распоряжении клиники и являются объектами неограниченной власти врача. Знаете ли вы, что в некоторых родильных домах матерям не разрешается самим пеленать новорожденных? Если они родили впервые, инструкторша учит их пеленать на целлулоидных куклах!
В отношениях взрослые – дети выявляются два основных «недоразумения»; их можно наблюдать во всех человеческих обществах. Прежде всего, ответственные лица нисколько не интересуются индивидуальным развитием и самовыражением ребенка; они только ориентируются в каждом отдельном случае на те нормы, которые им вдолбили. Вторая беда – всем распоряжается невежество, псевдознание. И наконец, решения остаются всегда за медициной и администрацией, которые подменяют желания матери и ребенка с самых родов и даже раньше – во время беременности.