Я рассматривала с братьями фотографии классов, в которых мы учились, и мы задумались, что стало с нашими соучениками. Те, которые в то время адаптировались лучше, в профессиональном отношении не превзошли крепкого среднего уровня. А те, кто в течение взрослой жизни достигли независимости, – те в школе, в младших или средних классах, по два-три года ходили в лентяях и считались маргиналами, во всяком случае, учениками с неровной успеваемостью и неустойчивой дисциплиной. В те времена не оставляли на второй год. Сегодня таких школьников подвергают сегрегации. Время безжалостно. Если ребенка не записать в ясли чуть ли не до его рождения, для него там, вполне возможно, не найдется места. Все делается для того, чтобы его вытеснить. Для него нет места, если он не участвует в гонке. Это тревожит.
Дети слишком рано слышат: «Ты опоздал, для тебя не осталось места». Более того: «Для всех работы не будет, поэтому сдавай экзамены блестяще, иначе тебя вычеркнут из списка!»
В детях культивируют тревогу, она становится основой образования. Именно тревога стоит у истоков многих расстройств у подростков.
Понятие времени, позитивно влияющего на развитие человека, или понятие карающего времени (словно время – это человек) коренится в связи «мать – дитя». Потому что для общества характерна личность, которая согласна подвергаться тем гонениям со стороны времени, каким подвергаются дети.
Одно из двух: или человек подстраивается – и желание умирает; или человек отказывается покориться гонителю – и ему мешают жить.
Каждый из нас – или объект вожделения алчного времени, норовящего закабалить нас в числе всех остальных и пожрать, или отброс времени, отвергнутый за то, что не укладывается в общие мерки, которые другие люди – в том же пространстве, в котором существует и наше тело, – признают «нормальными».
На какой стадии своего развития ребенок узнает, что такое «завтра»?
Я заметила, что с появлением в семье новорожденного происходит следующее: благодаря преодолению ревности по отношению к малышу, с полным правом вошедшему в семью, предыдущий ребенок приобретает понятие о безвозвратно уходящем времени.
Сперва у старшего ребенка наблюдается регрессия: он как бы возвращается к предшествующим этапам своей жизни; подобное возвращение происходит и с телом, – и все это, чтобы быть таким же значимым, как появившийся в семье младший (брат или сестра). В этом случае необходимо преодолеть опасность, грозящую его идентификации. Когда ребенку говорят: «Пускай малыш побудет с мамой, а ты, старший (старшая), займешься со мной делами поинтереснее…» – ему, старшему, легче сохранить свою идентичность и добытый к этому времени уровень общения с миром, он соглашается быть таким, каков он есть, и в течение какой-нибудь недели у него появляется представление о времени, выраженное в глаголах прошедшего и будущего времени. Мне кажется, что единственным в семье детям недостает этого понятия о времени. Сами того не зная, они могут заклиниваться на себе. Они готовы идентифицировать себя с другим ради любимого человека. Именно преодоление ревности придает индивидууму внутреннюю укорененность в своем «я», существующем в своем теле и в своем времени, а не в теле и времени другого человека. Именно в такие моменты я наблюдала возникновение самосознания у детей.
Моя дочь, которая была младшей и вдобавок единственной девочкой из троих детей, не видела малыша, который вынуждал бы ее к регрессии, благодаря которой она могла бы с ним соперничать. Она надолго сохранила ощущение принадлежности к более старшему возрасту, чем то было на самом деле, – возможно, под влиянием старших братьев. Она не прошла через испытание страданием, которое переживаешь, сравнивая себя с младшим. Может быть, это придало ей хрупкость. Каждому ребенку необходимо преодолеть в себе склонность к регрессии.
Ребенка заставляет страдать ностальгия по прошлому – да, уже по прошлому! Это тоже признание собственного бессилия по отношению к желанию «быть большим», все делать самому, как взрослый.
Любить себя самого больше, чем любить свое отношение к другому или отношение другого к себе. Это противоречит принципу реальности. «Быть маленьким – это не ощущается как достоинство. Ты не можешь вернуться назад». Вчера уже прошло, завтра наступит еще нескоро. Это смерть – но, даже если с ней согласиться, все равно это преображение. Если удовлетворение желания все время повторяется, это повторение смертоносно: желание никогда не повторяется, оно всегда изобретательно и ведет к освободительной любви.
До взрослого возраста регрессия бывает связана с отношением к матери и к другим людям, близким к матери. Ребенок еще в большей степени отождествляет себя с отцом и матерью, интроецированными в нем, чем с реальными родителями. Следовало бы, самое позднее в период полового созревания, расстаться с этой внутренней моделью отца и матери, с желанием, которое выражают воспитывающие ребенка отец и мать, а главное, со стремлением доставить им радость и сосредоточиться только на желании и на радости самореализации с другими и для других вне семьи. Иначе как достичь зрелости, если не получить той свободы, той необъятной тяги к неизведанному будущему, которую переживаешь ценой риска? А кроме того, разочаровать своих родителей так же тягостно, как разочароваться в них самому.
Медлительность многих детей в период полового созревания объясняется именно этим испытанием; отсюда же и поглощение явно излишней пищи, которое наблюдается у многих подростков. Они едят не сколько им требуется, а как самые настоящие обжоры. Это возврат к временам, когда они были маленькими и им повторяли: «Если хочешь вырасти большим – ешь». В их нынешнем возрасте правильней было бы: «Если хочешь вырасти большим – уйди», а не «ешь». Уйди из семьи во внешний мир. Здоровые подростки только об этом и говорят: «Они не хотят, чтобы я уходил». Возражения родителей (рефрен): «Дом для него что-то вроде гостиницы». Да, так и есть. Это необходимо. Хозяева гостиницы должны быть довольны, что подростки после всяких дел и развлечений в других местах возвращаются к ним. Взрослые должны радоваться, что они – гавань, порт.